Словно пораженный громом, Колхаун стоял на асотее в каком-то оцепенении. Только после того, как белое платье исчезло в саду и послышался тихий разговор, долетавший из-за деревьев, он пришел в себя и решил, что надо действовать.
Он уже не собирался никого будить – во всяком случае, не сейчас. Он первый должен стать свидетелем позора кузины – и тогда... и тогда...
В эту минуту он не был в состоянии строить какие-то определенные планы; и, слепо следуя своему гнусному порыву, он второпях спустился с асотеи, прошел через весь дом и вышел в сад.
Его охватила неожиданная слабость – у него даже подкашивались ноги, когда он спускался по каменной лестнице. Они продолжали дрожать и когда он спешил по дорожкам сада, и когда он, прокравшись за ствол дерева, никем не замеченный, наблюдал сцену, которая ранила его в самое сердце.
Он слышал их клятвы, их любовные признания, решение мустангера уехать завтра на рассвете, его обещание скоро вернуться и полувысказанные мечты о будущем. С горечью слушал он, как Луиза пыталась уговорить мустангера не уезжать и как, наконец, Морис убедил ее в необходимости этого отъезда.
Он был свидетелем их последнего нежного объятия, которое заставило его с раздражением топнуть ногой по гравию, отчего и замолкли в испуге цикады.
Почему в эту минуту он не бросился вперед и не положил конец мучительному для него свиданию, почему не вонзил нож в своего соперника, повергнув его безжизненным к своим ногам и к ногам его возлюбленной? Почему он не сделал этого с самого начала? Разве ему нужны были еще какие-нибудь доказательства? Не потому ли, что при свете луны он заметил, как блестел за поясом мустангера шестизарядный револьвер Кольта?
Как бы то ни было, несмотря на жгучее желание отомстить, что-то не только удержало капитана от мести, но и заставило удалиться в самый мучительный для него миг – миг последнего объятия; он бросился домой, оставив влюбленных в неведении, что за ними следили.
Куда же направился Кассий Колхаун?
Конечно, не в свою спальню. Разве мог спать человек, терзаемый такими муками!
Он спешил в комнату своего двоюродного брата, Генри Пойндекстера.
Не теряя времени, чтобы взять свечу, он шел быстрыми шагами по извилистым коридорам.
Свеча, впрочем, и не понадобилась.
Ставни не были закрыты, и лунные лучи, проникая сквозь оконные решетки, достаточно хорошо освещали комнату.
Можно было различить ее скромную обстановку: умывальник, небольшой столик, несколько стульев и кровать с пологом из кисеи для защиты от надоедливых москитов.
Юноша спал тем беззаботным сном, каким наслаждаются только люди с чистой совестью. Его красивая голова спокойно лежала на подушке, по которой раскинулись в беспорядке густые блестящие кудри. Колхаун приподнял кисею, и лунный луч упал на лицо юноши, осветив его мужественные, благородные черты. Как не похоже было это лицо на лицо склонившегося над ним двоюродного брата, тоже красивое, но отмеченное печатью низменных страстей!
– Проснись, Генри, проснись! – будил кузена Колхаун, тряся его за плечо.
– А? Это ты, Каш? Что такое? Надеюсь, не индейцы?
– Хуже, гораздо хуже! Скорее! Вставай и посмотри. Скорее, а то будет поздно! Вставай и посмотри на свой позор, на позор своей семьи! Скорее же, иначе имя Пойндекстеров станет посмешищем всего Техаса!
После такого предупреждения, конечно, никому из членов семьи Пойндекстеров не захотелось бы спать. Юноша сразу вскочил и с недоумением посмотрел на кузена.
– Не теряй времени на одевание!–заявил взволнованный Колхаун.–Впрочем, надень панталоны – и хватит. К черту одежду–сейчас не до этого! Скорее! Скорее!
Через секунду Генри был уже одет в свой обычный незатейливый костюм – панталоны и блузу из хлопчатобумажной ткани – и уже спешил за кузеном в сад, все еще не понимая, зачем тот разбудил его так бесцеремонно.
– В чем дело, Кассий? –спросил он, когда Колхаун знаком дал ему понять, что нужно остановиться.– Скажи, что все это означает?
– Посмотри сам... Стань ближе ко мне. Взгляни через этот просвет между деревьями, туда, где обычно стоит твоя лодка. Видишь там что-нибудь?
– Что-то белое... Как будто женское платье... Это женщина?
– Ты прав – это женщина. Как ты думаешь, кто она?
– Не знаю. Ну, кто же это?
– Рядом с ней другая фигура, темная.
– Да это как будто мужчина... Да, мужчина.
– А кто он, как ты думаешь?
– Откуда мне знать, Каш? А ты знаешь?
– Да, знаю. Этот мужчина – Морис-мустангер.
– А женщина?
– Луиза, твоя сестра, в его объятиях.
Словно раненный в сердце, юноша пошатнулся, а затем бросился вперед.
– Стой! – сказал Колхаун, удерживая его. – Ты забываешь, что ты безоружен, а мустангер вооружен. Возьми вот это и это,– продолжал он, передавая ему свой нож и револьвер. – Я хотел сам пустить их в ход, но подумал, что лучше будет, если это сделаешь ты как брат и защитник своей сестры. Вперед, Генри! Только смотри не попади в нее! Подкрадись тихонько. И как только они разойдутся, стреляй ему в живот. А если все шесть пуль не прикончат его, тогда заколи ножом! Я буду поблизости и приду к тебе на помощь, если понадобится. Вперед! Подкрадись к этому мерзавцу и отправь его в ад!
Генри Пойндекстер не нуждался в этих подлых наставлениях. Забыв обо всем, он бросился вперед и через несколько секунд уже был около сестры:
– Низкий негодяй! – закричал он, встав перед мустангером.–Выпусти мою сестру из твоих грязных объятий!.. Луиза, отойди в сторону и дай мне убить его! Отойди, сестра, отойди!