Всадник без головы - Страница 52

– А! Ему уже привозят! Кто же?

– А вот этого Зеб Стумп не может сказать, потому что сам не знает. Я только слыхал, что корзинки с едой передавал мексиканец, чей-то слуга, а от кого – не знаю. Я и сам его видел. Только несколько минут назад встретил его недалеко от вашей асиенды; он, должно быть, сопровождал девушку, которая сидела на лошади по-мужски,– большинство мексиканок так ездят. Я думаю, он ее слуга, потому что ехал сзади; в руках у него была корзинка, точь-в-точь такая, какую мистер Морис только недавно получил. Стало быть, он опять вез разные разности для больного.

В дальнейших расспросах не было нужды. Эти слова объяснили слишком много, все стало мучительно ясно: у Луизы Пойндекстер есть соперница. Мексиканка с лассо, вероятно, была возлюбленной, а может быть, и невестой мустангера.

И не случайно,– хотя Зеб Стумп и мог так подумать,-корзинка, которую креолка, не выпуская из рук, поставила на парапет, выскользнула и упала вниз на каменные плиты двора. Бутылки разлетелись мелкими осколками, а их содержимое хлынуло волной вдоль стены.

Хотя движение руки, опрокинувшее корзину, казалось нечаянным, непроизвольным, однако оно было точно рассчитано. Перегнувшись через парапет, Луиза посмотрела вниз и почувствовала, что и сердце ее разбито, как осколки стекла, которые блестят на камнях.

– Ах, как жаль! – сказала девушка, стараясь не выдать своего волнения.– Все пропало! Что скажет Флоринда? Ну, ничего, мистер Джеральд, по вашим словам, окружен таким вниманием, что вряд ли мой подарок ему нужен. Я рада, что его не забывают,– ведь он так много сделал для меня. Но только, пожалуйста, мистер Стумп, ни слова никому! Не говорите и о том, что я спрашивала о нем. Ведь он дрался на дуэли с моим двоюродным братом, и это может вызвать ненужные разговоры. Вы обещаете, милый Зеб?

– Готов хоть поклясться! Ни одного слова никому, мисс Луиза. Можете положиться на старика Зеба.

– Я знаю это. Пойдемте же отсюда. Солнце начинает сильно припекать. Спустимся вниз и посмотрим, не найдем ли мы там вашего любимого мононгахильского виски. Пойдемте!

Молодая креолка, притворяясь веселой, прошла через асотею скользящей походкой и, напевая «Новоорлеанский вальс», стала спускаться по лестнице. Старый охотник с удовольствием принял это приглашение и последовал за Луизой; хотя он уже давно привык со стоическим равнодушием относиться к женским чарам и мысли его в эту минуту были сосредоточены главным образом на обещанном любимом напитке, он все же залюбовался красивыми плечами девушки, словно выточенными из слоновой кости.

Но любоваться ему пришлось недолго: Луиза распрощалась с ним, как только они спустились вниз. После того как Зеб невольно выдал ей тайну мустангера, общество старого охотника уже больше не интересовало ее. Она оставила его наслаждаться виски, а сама поспешила к себе в комнату, чтобы скрыть от всех свое горе.

Первый раз в жизни Луиза Пойндекстер испытывала муки ревности. Это была ее первая настоящая любовь – ибо она полюбила Мориса Джеральда.

«Заботливость мексиканской сеньориты едва ли можно объяснить простой дружбой. Вероятно, их связывают более тесные узы»,– так размышляла удрученная креолка.

Судя по тому, что Морис говорил ей и что она видела собственными глазами, сеньора с лассо – именно та женщина, которая должна была завоевать любовь такого человека.

Ее фигура, приближенная лорнетом, показалась Луизе безукоризненной. Лица ей не удалось хорошенько рассмотреть. Было ли оно так же прекрасно? Было ли оно таким, что могло очаровать человека, так хорошо владеющего своими страстями, как Морис Джеральд?

Луиза не находила себе покоя. Она горела нетерпением снова увидеть мексиканку и рассмотреть ее лицо. Как только Зеб Стумп уехал, она распорядилась оседлать крапчатого мустанга, переехала вброд речку и поднялась на противоположный берег.

Направляясь в сторону форта, она, как и предполагала, встретила мексиканскую сеньору, которая ехала обратно, – нет, не сеньору, если говорить точнее, а сеньориту – девушку ее лет.

Там, где они встретились, дорога была затенена деревьями, и мексиканка ехала с открытой головой, небрежно отбросив шарф на плечи. Пышные черные, цвета воронова крыла, волосы обрамляли прелестное смуглое личико.

Обе девушки, следуя правилам приличия, обменялись лишь беглым взглядом. Но, отъехав немного, как та, так и другая не могла удержаться от желания украдкой рассмотреть соперницу, и обе обернулись.

По-видимому, их мысли были не столь уж различны. Не только Луиза слыхала о мексиканской сеньорите, но и та знала о ее существовании.

Мы не станем передавать, что думала сеньорита после этой встречи. Достаточно будет сказать, что мысли креолки стали еще мрачнее, чем до прогулки, и что поза ее на обратном пути в Каса-дель-Корво выдавала глубокое отчаяние. «Как хороша! -подумала она, проехав мимо девушки, которую считала своей соперницей.– Да, слишком хороша, чтобы быть ему только другом».

Луиза пыталась быть беспристрастной, мысленно разговаривая сама с собой, иначе она была бы более сдержанна в похвалах мексиканской сеньорите.

«Можно ли сомневаться, в каких они отношениях! -продолжала она.– Он любит ее! Он любит ее! Это объясняет его равнодушие ко мне. А я, безумная, хотела найти счастье в этом роковом чувстве! Надо забыть его, сбросить эти путы со своего сердца! Забыть! Легко сказать, но могу ли я это сделать? Я не должна с ним больше встречаться. По крайней мере, это в моих силах. После того, что произошло, он больше не появится у нас в доме. Наши встречи могут быть только случайными, а я буду всячески избегать их. О Морис Джеральд, укротитель диких коней, ты покорил сердце, которое будет страдать долго и, быть может, никогда не забудет этого урока!»