– Я в этом ничего особенного не вижу, – вмешивается прокурор. – Пуля меченая, это правда,– на ней стоят буквы, которые могут иметь – а могут и не иметь – отношение к уважаемому местному жителю. Предположим даже, что это его инициалы и его пуля. И все-таки этим еще ничего не доказано. Убийство, совершенное краденым оружием, – довольно обычная история. Кто станет возражать против этого? Кроме того, -продолжает прокурор,– зачем было совершать это убийство человеку, на которого вы намекаете? Мы все знаем, чьи это инициалы. Я думаю, он сам не будет этого отрицать. Однако это еще ничего не доказывает. Других улик, позволяющих связать его имя с этим преступлением, нет.
– Вы так думаете? – спрашивает Зеб Стумп, который с нетерпением ждал, когда прокурор кончит. – А как вы назовете вот это?
При этих словах Зеб вынимает из своего кисета клочок смятой бумаги, почерневший от пороха.
– Я нашел это в зарослях около места убийства, – говорит старый охотник, передавая бумажку присяжным. – Она зацепилась за шип акации, а попала туда из дула того самого ружья, из которого вылетела и пуля. Насколько я понимаю, это клочок конверта, использованный вместо пыжа. Любопытно, что на нем стоит имя, которое вполне соответствует инициалам на пуле. Присяжные могут сами прочитать.
Старшина присяжных берет бумажку и, расправив ее, читает вслух:
– "Капитану Кассию Колхауну".
Провозглашение этого имени производит на суд сильное впечатление.
Одновременно раздается дружный крик толпы. Это не крик удивления. Нет! Он говорит гораздо больше. Это оправдание обвиняемому и обвинение тому, кто был самым ярым из всех обвинителей.
Показания Зеба Стумпа доказали виновность Колхауна, но все заподозрили его уже раньше, и, по мере того как раскрывались факты, это подозрение росло. Теперь ни у кого нет сомнений, что Морис Джеральд невиновен и не его надо судить за убийство Генри Пойндекстера.
Все верят также, что убийца – Колхаун. Клочок обожженной бумаги – последнее звено в цепи доказательств, и хотя это только косвенная улика, а мотив преступления по-прежнему остается тайной, однако среди присутствующих едва ли найдется человек, который еще сомневается, кто совершил преступление.
После того как присяжные по очереди осмотрели конверт, свидетелю снова предоставили слово, поскольку он заявил, что еще не все сказал. Он говорит о том, как у него возникли подозрения, которые и заставили его искать следы в прерии; о выстреле Колхауна из чащи и о том, как после этого капитан бросился в погоню, о мене лошадьми. Наконец он подробно рассказывает о сцене в зарослях, когда был пойман всадник без головы.
После этого он делает паузу, словно ждет вопросов.
Но на него уже больше не смотрят. Все знают, что он закончил свой рассказ, а если и нет, то доказательств все равно достаточно.
Присутствующие даже не хотят ждать, пока суд будет совещаться.
Такая задержка не по вкусу людям, которые только что были свидетелями, как правосудие едва не оказалось обманутым и они вместе с ним; и теперь, чувствуя упреки совести, они громко требуют:
– Освободите ирландца, он совершенно не виновен! Нам больше не нужно доказательств! Все ясно! Отпустите его!
Раздаются и другие, не менее настойчивые требования:
– Арестуйте Кассия Колхауна! Предайте его суду! Это он совершил преступление! Вот почему он всех натравливал на мустангера! Если он не виновен, то сможет это доказать. Его будут судить справедливо, но судить его необходимо. Мы ждем вашего слова, судья! Распорядитесь, чтобы Колхауна арестовали. Пусть место невиновного займет преступник!
Сначала раздается лишь несколько голосов, но потом этот крик подхватывают все собравшиеся.
Судья не смеет противиться воле подавляющего большинства, и Кассия Колхауна, вопреки установленному порядку, вызывают в суд.
Глашатай трижды выкликает его имя. Ответа нет. Все ищут глазами Колхауна.
Только Зеб Стумп смотрит в нужном направлении.
Охотник бежит к своей старой кобыле – она по-прежнему стоит рядом с гнедым. С быстротой, поразившей всех присутствующих, Зеб вскакивает на спину своей лошади и отъезжает от дуба.
Одновременно все видят, как кто-то другой пробирается между лошадьми, привязанными в прерии. Он продвигается крадучись, словно боясь, что его заметят, но быстро и, очевидно, к определенному месту.
– Это он! Это Колхаун! – кричит кто-то.
– Собирается удрать! – кричит другой.
– За ним! – раздается строгий и повелительный голос судьи.– За ним, и приведите его сюда!
Повторять не приходится: не успели прозвучать последние слова, как десятки людей бросаются к своим лошадям.
Колхаун уже добежал до своего серого мустанга, который стоит с краю. Это тот самый мустанг, на котором он так недавно преследовал всадника без головы. Лошадь все еще оседлана и взнуздана.
Колхаун заметил смятение под деревом, и одновременно до него донеслись крики – он понял, что его заметили.
Теперь уже незачем скрываться, и капитан одним прыжком оказывается в седле. Бросив назад дикий взгляд, он мчится в прерию.
Пятьдесят неистовых всадников несутся за ним, воодушевленные грозным напутствием:
– Привезите его живым или мертвым!
Эти суровые слова, кажется, произнес майор.
Но не все ли равно, кто это сказал? Преследователям вовсе не требуется официального приказа, они возмущены гнусным преступлением и хотят отомстить за Генри Пойндекстера, которого любили и уважали.
Никогда еще жизнь отставного капитана не была в такой опасности. Ни на кровавом поле боя при Буэна-Виста, ни тогда, когда он лежал в баре Обердофера и револьвер мустангера был приставлен к его виску.