Всадник без головы - Страница 147


К оглавлению

147

– Я в этом не уверен. Она не из тех, кого можно yгoворить. И ты, Кассий, знаешь это не хуже меня.

– Я знаю только одно: что я твердо решил обзавестись семьей и хотел бы, чтобы хозяйкой Каса-дель-Корво стала Лу, а не какая-нибудь другая женщина.

Эти грубые слова больно ранили Вудли Пойндекстера. В первый раз ему дали понять, что он больше не хозяин Каса-дель-Корво. Хотя это был только намек, он прекрасно его понял.

Ему снова представились плантации, рабы, богатство, видное положение в обществе, и – бедность с ее невзгодами и унижениями.

Бедность казалась ему отвратительной, хотя и не более отвратительной, чем стоявший перед ним человек – его племянник, который хотел стать его сыном.

Добро в сердце Пойндекстера уступило злу. Он обещал помочь племяннику разрушить счастье своей дочери.

– Лу!

– Что, отец?

– У меня к тебе просьба.

– Какая, отец?

– Ты знаешь, что твой двоюродный брат Кассий любит тебя. Он готов умереть за тебя, и больше того – он хочет на тебе жениться.

– Но я не хочу выходить за него замуж. Нет, отец! Лучше умереть! Самонадеянный негодяй! Я предвижу, что это значит. И он передает мне свое предложение через тебя! Так скажи ему, что я готова бежать в прерию и зарабатывать свой хлеб охотой на диких лошадей, только бы не стать его женой! Передай ему это.

– Подумай сначала, дочка. Ты, наверно, не знаешь...

– ...что мой двоюродный брат – твой кредитор? Я знаю это, дорогой отец. Но я знаю также, что ты – Вудли Пойндекстер, а я – твоя дочь.

Этот намек попал в цель. Гордость плантатора снова проснулась, и он ответил:

– Милая моя Луиза! Как ты похожа на мать! А я сомневался в тебе. Прости меня, моя гордая девочка! Забудем прошлое. Решай сама. Ты вольна отказать ему.

Глава LXXXV. ДОБРЫЙ КУЗЕН

Луиза Пойндекстер воспользовалась свободой, которую предоставил ей отец. Не прошло и часа, как она наотрез отказала Колхауну.

Он уже в третий раз делал ей предложение. Правда, два первых раза он говорил иносказательно.

Это было в третий раз, и ответ должен быть последним.

Он был прост. Она коротко сказала: «Нет», и выразительно прибавила: «Никогда».

Она говорила прямо, не стараясь смягчить свои слова. Колхаун выслушал ее без удивления. Вероятно, он ожидал отказа.

Ни один мускул не дрогнул на его лице, он не побледнел и не обнаружил никаких признаков отчаяния, естественного в такую минуту. Он стоял перед красавицей кузиной, словно ягуар, готовый прыгнуть на свою жертву. Казалось, он хотел ей сказать: «Не пройдет и минуты, как ты запоешь другое».

Но он сказал:

– Ты шутишь, Лу?

– Нет, сэр. Разве мои слова похожи на шутку?

– Ты ответила, совсем не подумав.

– О чем?

– О многом.

– Именно?

– Прежде всего о том, как я тебя люблю.

Луиза промолчала.

– Я люблю тебя, – продолжал Колхаун, – люблю тебя так, Лу, как любят только раз! Эта любовь может умереть только вместе со мной. С твоей смертью она не угаснет... Он замолчал, но ответа не последовало.

– Зачем рассказывать тебе историю моей любви! Она вспыхнула в тот день... нет, в тот час, когда я впервые увидел тебя. Помнишь, когда я приехал в дом твоего отца, шесть лет назад! Как только я соскочил с лошади, ты пригласила меня прогуляться с тобой по саду, пока накрывают на стол. Ты тогда была девочкой, подростком, но так же прекрасна, как теперь! Ты взяла меня за руку и повела по дорожке, усыпанной гравием, под тень каштанов, не подозревая, конечно, сколько волнения вызвало во мне прикосновение твоей ручки! Твоя милая болтовня оставила в моем сердце такой глубокий след, что его не могли стереть ни время, ни расстояние, ни даже кутежи...

Креолка продолжала слушать, но уже не столь безучастно. И едва ли нашлась бы женщина, которая не была бы польщена таким красноречивым и горячим признанием. Хотя в ее взгляде не было поощрения, но в нем мелькнула жалость. Но она ничего не сказала.

Колхаун продолжал:

– Да, Лу, это правда. Я испробовал и то, и другое, и третье. Шесть лет – это достаточно большой срок. От Миссисипи до Мексики – немалое расстояние, а я поехал туда только для того, чтобы забыть тебя. Но это не помогло. Вернувшись, я предался кутежам. Новый Орлеан это хорошо знает. Я не скажу, что чувство мое стало сильнее оттого, что я хотел заглушить его: сильнее оно стать уже не могло. С того самого часа, как ты взяла меня за руку и назвала кузеном – красивым кузеном, Лу! –я не помню, чтобы оно хоть сколько-нибудь изменилось. Только разве когда ревность заставила меня ненавидеть тебя так сильно, что я готов был убить тебя!

– Как ты можешь так говорить, Кассий! Это дико! Даже просто глупо!

– И в то же время это вполне серьезно. Я так ревновал тебя, что порой мне было трудно держать себя в руках. Скрыть же своего раздражения я не мог, и ты это хорошо знаешь.

– Но чем же я виновата, Кассий? Ведь я никогда не давала тебе повода думать...

– Я знaю, чтo ты хочешь сказать. Можешь не договаривать. Я сам договорю за тебя: «думать, что я любила тебя». Вот что ты хотела сказать. Я и не утверждаю этого, – продолжал он с возрастающим отчаянием. – Я не обвиняю тебя в том, что ты кокетничала со мной. Виноват Бог, который наградил тебя такой красотой, или дьявол, который заставил меня взглянуть на тебя!

– Твои слова причиняют мне только боль. Я не думаю, что ты льстишь мне. Ты слишком горячо говоришь, чтобы подозревать тебя в этом. Но поверь Кассий, тебе это только кажется, и ты легко можешь освободиться от своей фантазии. Ведь есть же много женщин гораздо красивее меня, которые были бы польщены таким признанием. Почему бы тебе не обратиться к ним?

147