Последние слова были обращены к мустангу, который, казалось, как и его хозяйка, с нетерпением ждал конца разговора.
Колхаун же, наоборот, хотел во что бы то ни стало продолжить этот разговор или, по крайней мере, закончить его не так.
– Простите меня, сеньорита...–сказал он, принимая деловой вид, но с некоторой нерешительностью в голосе. – Если вы так низко цените вашего серого мустанга, то я охотно обменялся бы с вами. Правда, моя лошадь не отличается красотой, однако наши техасские барышники предлагали за нее хорошую цену. Пусть она и не из быстрых, но смею уверить, что она благополучно доставит вас до дому и хорошо будет вам служить и дальше.
– Что вы, сеньор! – удивленно воскликнула Исидора.-Обменять вашего великолепного американского коня на мексиканского мустанга? Ваше предложение мне кажется просто шуткой. Знаете ли вы, что на Рио-Гранде за одну вашу лошадь дадут три, а то и шесть мустангов?
Колхаун знал это очень хорошо. Но в то же время он знал, что мустанг Исидоры ему нужнее целой конюшни таких лошадей, как его серый жеребец. Ведь он сам был свидетелем необыкновенной быстроты этого питомца прерий, не говоря уже о том, что слыхал о нем от других. И не только своего «великолепного коня» -любую сумму денег в придачу готов он был отдать за этого мустанга.
На его счастье, мексиканке и в голову не пришло «запрашивать» – Исидору никак нельзя было назвать корыстолюбивой. В конюшнях – вернее, на пастбищах ее отца -насчитывалось до пяти тысяч лошадей. Зачем же ей отказывать человеку в такой небольшой просьбе, хотя бы незнакомому и, может быть, даже врагу!
Она и не отказала.
– Если это не шутка, сеньор, – сказала она, – то пожалуйста.
– Я говорю совершенно серьезно, сеньорита.
– Тогда берите,– сказала она, соскакивая с седла и начиная расстегивать подпругу.– Седлами нам нельзя обменяться: ваше для меня слишком велико.
Колхаун так обрадовался, что не находил слов благодарности. Он поспешил помочь ей снять седло, а потом снял свое.
Не прошло и пяти минут, как мена лошадьми состоялась. Седла и уздечки остались за старыми хозяевами.
Исидоре все это показалось очень забавным. Она с трудом удерживалась от смеха.
Колхаун же относился к этому совсем иначе – слишком серьезна была его цель.
Они расстались, сказав лишь обычное «до свидания». Исидора поехала на американской лошади, а капитан продолжал путь к асиенде Каса-дель-Корво на сером мустанге.
Зеб вернулся к месту, где была привязана его кобыла. Заросли были ему хорошо известны, и он пошел к просеке напрямик.
Он снова отправился по следу сломанной подковы, в полной уверенности, что след этот приведет его к Каса-дель-Корво.
След шел вдоль дороги, соединяющей переправу через Рио-Гранде и форт Индж. Эта дорога была шириной в полмили -явление, обычное для Техаса, где каждый путник едет где хочет, придерживаясь лишь общего направления.
Лошадь со сломанной подковой бежала по краю этой дороги.
Но на расстоянии четырех-пяти миль от форта Индж она вдруг свернула под таким углом, что должна была выйти прямо к плантации Пойндекстера. Зеб был в этом настолько уверен, что почти не смотрел на землю, a exaл вперед быстро, как будто его путь был отмечен дорожными столбами.
Хотя Зеб был убежденным противником верховой езды, на этот раз он не погнушался закончить свой путь в седле – долгие странствования пешком по прерии и лесным зарослям сильно утомили его. Только время от времени бросал oн взгляд на землю, но не для того, чтобы убедиться, не сбился ли он со следа сломанной подковы, а в надежде узнать что-нибудь новое.
Местами земля в прерии была настолько тверда, что на ней не осталось следов. Неопытный человек мог бы подумать, что он первый проезжает здесь. Но Зеб Стумп был опытным следопытом: он с точностью до дюйма знал, где снова увидит след на более влажной и мягкое почве.
Если случалось иногда, что старый охотник терял след, он быстро находил его, сделав зигзаг.
Уверенно, хотя и осторожно, охотник приблизился к плантации Пойндекстера. Над верхушками акаций показался зубчатый парапет асотеи; и вдруг что-то, что он увидел на дороге, сразу изменило его поведение: вместо того чтобы оставаться на своей кобыле, он соскочил с седла, забросил поводья ей на шею и, обогнав ее, отправился по следу пешком.
Кобыла, не останавливаясь, покорно поплелась за ним, как будто она привыкла к таким неожиданным капризам хозяина.
Неискушенному глазу трудно было бы определить, почему Зебу понадобилось так неожиданно сойти с лошади. Это произошло в месте, где, казалось, не ступала нога ни человека, ни животного. Только из слов Зеба, когда он соскакивал с седла, можно было понять, в чем дело.
– Его след! Возвращается домой,– произнес охотник тихим размеренным голосом и медленно пошел по следу.
Скоро след привел его в рощу и еще через несколько минут заставил остановиться так внезапно, словно колючие заросли стали совершенно непроходимыми как для него, так и для его кобылы.
Однако это было не так. Перед ним по-прежнему была открытая дорога – даже слишком открытая. Именно это и заставило его остановиться.
Перед ним лежала ложбина, в которой виднелось русло почти пересохшего ручья – только кое-где остались небольшие лужи. По грязи русла ходил человек, ведя за уздечку лошадь.
В поведении лошади не было ничего странного – она просто следовала за своим спешившимся всадником.
Но что делал человек? Его движения были непонятными и озадачили бы непосвященного зрителя.